На зимней арене Вальдеморильо ром-кола со льдом не пользовалась популярностью, а горячий кофе закончился почти сразу после открытия бара. Грели только пуховик и предвкушение. Я скучала по этим запахам, по этому волнению, по предчувствию драмы.

Вальдеморильо — маленький городок в 45 минутах езды на северо-запад от Мадрида. В феврале его население отмечает ферию Сан Блас и одновременно — начало сезона боя быков в Испании. Это очень тауринный город, корриды здесь проводятся с XVIII века, и как с гордостью отмечает местная мерия, традиция не прерывалась ни на один год. Ни Гражданская война, ни ПЕТА не смогли помешать народу собираться на арене.

Близость столицы определяет двойственный статус ферии Сан-Блас. С одной стороны, быков и матадоров оценивают с пристрастием Мадрида. С другой — это маленькая арена третьей категории, пусть обновленная и с чистым туалетом (важно, коррида – искусство древнее, но это не распространяется на туалеты). С третьей стороны, открывать сезон — это всегда волнение, застоявшаяся за зиму публика жаждет освежить чувства.

А у мадридской Лас Вентас и здешней пласы с этого года общий владелец — компания Науталия. Она собрала два амбициозных картеля: шестеро лучших молодых матадоров, у четверых из них в анамнезе Пуэрта Гранде на Вентас. В первый вечер выступали Хуан Ортега, Хосе Гарридо, Давид де Миранда. Во второй —Даниэль Луке, Альберто Лопес Симон и Алваро Лоренсо. Столичную афисьон и нас за компанию завозили в Вальдеморильо автобусами Науталии — от арены до арены.

Мы уютно скукожились на бетонных скамьях контрабарреры (я прикупила для тепла аж две полосатые подушки), трибуны слева заполнил мадридский талибан, группировка буйных и бескомпромиссных завсегдатаев столичной арены Лас Вентас. Репутация требовала от них отнестись к маленькой провинциальной ферии со всей мадридской строгостью, то есть пренебрежительно. За что? Всегда найдется. На трибуну справа выгрузилась из автобусов делегация Герены, андалусской деревни, где в каждой семье есть по тореро. По децибеллам в конце концов выиграли андалусы.

Местные любители держались чинно. Они ходят на арену семьями, берут с собой внуков и учат их скандировать : о-ре-ха, о-ре-ха. Некоторые боевые деды едва держали себя в узде. Один наш сосед по тендидо буквально мучался. Хотелось ему обидеть президента позабористей, но тут же дети! «Идиот!» — все, что он мог себе позволить под строгим взглядом своей половины.

Первый день был уныл, как ноябрьский вечер, даже вспоминать не хочется. Критика потом сочувственно писала о классических манерах Хуана Ортеги , чья коррида, более или чаще менее результативная, всегда отличается хорошим вкусом (а что ещё скажешь при шести промахах)

О стальных яйцах Хосе Гарридо, который игнорируя улюлюканье трибун, выжал досуха снулого быка фермы Алькуррусен.

О спокойном мужестве молодого Давида де Миранды, которому в этом году предстоит ключевой сезон для его будущего; а ведь год назад после тяжёлой травмы была опасность, что он навсегда останется в инвалидной коляске.

На второй день, к счастью, вышел Даниэль Луке. Расслабленный, чуткий ко всем намерениям быка, когда надо — мед, когда надо — огонь. Когда первый бык пустился в галоп, он поймал его в сети своими верониками, опутал и стреножил. И они вместе с черным монтальво по кличке Кантор прожигали песок арены, пока не закончили финальной лукесиной.

Постараюсь объяснить, что это такое. Лукесина — прием, который всегда исполняется в конце работы. Боевой бык от рождения храброе и неприрученное животное. В ходе боя матадор «укрощает» его, «учит» атаковать. Его задача — добиться, чтобы при неослабевающем натиске бык всегда бросался на мулету, а не на человеческое тело. И когда бык уже неотступно следует за «красной тряпкой», она вдруг отрывается от песка и лентой Мёбиуса летает у тореро за спиной. Изощрённый и опасный прием. Даниэль часто исполняет его просто, чтобы напомнить об авторстве. Но тут получился финал-апофеоз.

Альберто Лопес Симон выступил в двойной роли: мистера Джекила и доктора Хайда. Первый его бык проводил время по собственному усмотрению, Альберто тщетно ловил его на удочку-мулету. Фиаско. Дамы на трибунах огорчённо постанывали и подбадривали красивого юношу аплодисментами. Ко второму быку Альберто дал себе волшебный пендель, разулся, заискрил и включил свою лучшую версию. Одно ухо.

Алваро Лоренсо накрутил манолетин и пасес пор ла эспальда ( это красиво, опасно, но несколько вычурно, и скорее «ой!», чем «ах!»), но по уху получил за то, что убивал своих быков быстро и точно. Потому что достойная смерть — это мгновенная смерть.

В размышлении попеременно о глубинных чувствах, которые вызывает коррида, и о том, где бы выпить, мы вернулись в Мадрид и завершили день в культовом баре La Tienta. Да, февральской корриде не хватало солнца, но его отлично заменяет херес.

P.S. Среди моих знакомых много тех, кто сходив однажды на корриду, потом с вызовом говорят: я болел за быка. В эти слова может быть вложено множество смыслов: от «какая жалость, что он не пырнул матадора рогом» до «бедная коровка, которую публично мучают».

Но нет. Это я болею за быка. И другие афисьонадос — болеют за быка, любят его, восхищаются им. Не зря его называют «королем фиесты». Без дикого быка, без подчинения его человеческой воле коррида — всего лишь череда более-менее изящных поз, пантомима. Бык красив, под его шкурой играют мощные мускулы, разлет его рогов вызывает оторопь. В глазах огонь, из ноздрей дым. И этой природной силе, силе мышц и ярости противостоит сила человеческого мужества и хрупкости. Я болею за быка, я хочу, чтобы он исполнил все свои обещания, чтобы в нем горела эта холодная ярость хищника, чтобы матадор и бык стали одним Минотавром, создали гармонический шедевр и остановили время. Без сомнения, коррида содержит долю жестокости. Но суть этого действа в том, чтобы забыть о ней. Забыть страх, кровь и насилие.